Вчера у Чингизида прочитал про окна. Окна, что загораются по вечерам. И вспомнил как в детстве стоял у бюольшого окна в глазной больнице(провёл там несколько месяцев), навещавшие меня родители только что ушли, а я смотрел из больничного окна на маленькие домики внизу. Вечерело и в них загорались жёлтым тёплым светом окна. И я думал, что кто то сейчас дома. Ужинает. Ложится спать ...
Были и другие окна. Окна, что загорались в домах мимо которых проезжал наш поезд. В них тоже собирали на стол. Ужинали. Пили чай. Готовились ко сну. Они все были уже дома. Или ещё. А мне только предстояло вернуться. И постепенно привыкать к тому, что пол под ногами перестал качаться, не засыпаешь под гулкий стук колёс на раскачивающейся узкой полке, а посреди ночи не просыпаешься от внезапного толчка и тишины - кто то идёт по коридору: чемоданы стучат о стенки, шорохи, приглушённые голоса, звук отъезжающей двери купе, а потом снова толчкок и плавно уезжает куда то назад перрон незнакомого вокзала, фуражка железнодорожника, провода прыгают вверх и вниз, слепящий све фонарей ... А кто то, за одним из этих окон, тихо завидует тебе. Едущему куда то мимо. Домой. Или из дома. В буфете, после всех этих поездок, оставались маленькие кубики рафинада в бумажной обёртке, крошечные бумажные пакетики соли.
Не помню чем пахли поезда, а самолёты пахли земляничным мылом. Я это понял, когда его стали продавать в газетных киосках и я, покупая газеты, почему то думал о самолётах ... И после полётов оставались такие же маленькие сувениры на память. Давно я не смотрел сверху на облака ...
В Израиле нет поездов с купе со спальными местами. В Израиле для меня смена времён года проходит почти незаметно - одно долгое зелённое лето. Первый снег остался в прошлом. Когда бежишь вниз по лестнице сырого тёмного и гулкого подъезда и ощущаешь его запах. И вот в щели скрипучей тяжёлой двери его сияние.
Или, когда по весне двор почти очистился от снега и солнце припекает, а жёлто серый асфальт сух, какие то незнакомые старики - старик и старуха, греют спины сидя на скамейках у подъезда, а по водосточным трубам гремит лёд и разбивается об асфальт с сухим треском.
Или осенний листопад, когда кажется, что жёлтая листва так и будет бесконечно лететь даже не с деревьев, а прямо с самого неба. А в парке играет духовой оркестр. И золото труб и золото листвы. И молчаливые слушатели как тёмные тени в сумрачном свете дня.
Однажды я понял, что пропустил даже не начало весны. Начало лета. И это я, который раньше с нетерпением ждал, когда между клейких скорлупок тополинных почек пробьются зелёные огоньки первых листьев ! И пальцы были в жёлтой, горькой смоле. Она оставляла пятна на куртке. И я вдруг умудрился не заметить, что уже конец мая ! И листья уже потеряли свою прозрачность, стали тёмными и плотными. Это перестало казаться таким важным. А небо перестало петь много раньше - и я даже этого не заметил. Когда это случилось. С возрастом словно засыпаешь ... Медленно и неуклонно. Глохнешь и слепнешь. Забываешь. Но когда спящий проснётся ...
|