В детстве август был зловещим месяцем - последние дни перед началом осени ...
Звонко и жирно шлёпает серая, дырчатая тряпка на ободранный линолеум. Она так сера и так дырчата, что напоминает мне невод с иллюстрации к сказке о Рыбаке и Рыбке, а баба Сима становится похожей на ту самую Старуху - только без Старика и корыта. Баба Сима, толкая швабру вперёд, идёт в наступление по коридору. Тряппка свистит, скрипит и скрежещет по гвоздям. Баба Сима периодически напивается до невменяемого состояния, курит страшно крепкий и вонючий "Беломор", страшно матерится на, носящихся по коридорам в перемены, первоклашек, которые чуть не сбивают её с ног. Баба Сима умерла через несколько лет после того, как я окончил школу. Не от старости - от рака. Помню как она, пьяная в дым, проделывала в школьном коридоре старую клоунскую репризу - пыталась удержать в руках сразу три предмета - папку из кожезаменителя, "беломорину" и связку ключей. Роняла ключи и, пытаясь их поднять, роняла папку, тянулась за папкой и роняла "беломорину", пытаясь поднять папиросу, роняла ключи ... И так по кругу.
Помню своё первое появление в школе - с мамой и пока она разговаривала с какой то молодой женщиной, а я пытался хоть что то углядеть через приоткрытые двери но видел только центральную лестницу и ноги, поднимающихся куда то вверх. Потом - до нельзя ехидные выражения на лицах любимых родственников - я, словно Вовочка из старого анекдота был обескуражен известием, что "эта бодяга на десять лет." И как я шёл в школу через площадь старого цирка - под тогдашний пугачёвский хит про Арлекино. "Арлекино, Арлекино !" гремел голос над белыми киосками, светило, не по осеннему, яркое и тёплое солнце, а мне было тоскливо и холодно. В первый день я пошёл в школу не в положенной форме, а в зелёном костюмчике. Помню табун десятиклассников от которого чуть не сбежал - но сзади напирали. И школу я заканчивал в синем, купленном в Праге вместе с родителями, блейзере с жёлтыми пуговицами и в, серую полоску, брюках. И уже сам, со злорадством смотрел на детишек, вчерашних детсадовцев, что таращили глазёнки на нас и, перепуганные, жались друг к другу. И потом, когда "в первый раз, в первый класс" пошла моя младшая двоюродная сестра чувствовал огромное облегчение от осознания того факта, что мне не нужно заходить во внутрь, не обязательно. Школа мне до сих пор снится - я даже во сне помню, что делать мне тут нечего - но я почему то хожу по этажам и сую нос в приоткрытые классные двери и слышу невнятные голоса учителей. До сих пор запах недавно прошедшего ремонта - запаха свежей, только что положенной извёстки и подсохшей краски вызывает ощущение какой то волглой сырости и тоски ...
|