ВЕРНУВШИЕСЯ
- И как это было ? - спросил Антон.
- Что именно ?
- Первый день.
Как это было ? Улечься спать февральским зябким вечером — батареи были холодны как лоб мертвеца. И думать, что завтра будет очередное серое зимнее утро, мелкий колючий снег, лязг дверей переполненного автобуса. Ему повезло — до работы было пятнадцать минут пешком — не надо было втискиваться в салон между колючих спин в зимних пальто. И не приходилось пересчитывать уцелевшие пуговицы после каждой поездки. Ещё одна серая бусинка в целой цепочке однообразных тусклых дней — он уже и не мог вспомнить, а было ли лето или только одна длинная зима — без ёлочных шаров, кислого шампанского и новогодней ёлки — словно он застрял в промежутке между Новым Годом и весной, которая не спешила наступать. Его личный День сурка. Из которого и не пытался выбраться. Привык. Плыл по течению снулой рыбой. Работу ненавидел. Но боялся увольнения — безработица перестала быть старухой с косой из журнала «Крокодил», абстракцией … Поэтому и не дёргался. Работал. Работа — дом — работа. От кресла перед компьютером до кресла перед телевизором.
- Я проснулся ясным июльским утром сорок с лишним лет тому назад. И долго пытался понять где я и что я, что со мной. Лёг спать на скрипучую старую кровать в холодной холостяцкой квартире и, засыпая, глядел на силуэт несчастного, продрогшего кактуса на фоне заледенелого оконного стекла, а проснулся в смутно знакомой комнате на раскладном кресле-кровати. Секретер. Шкаф забитый книгами — так, что полки прогибаются. Прочно забытые запахи с кухни. Звуки. В полном шоке разглядываю собственные руки. Оглядываю себя. А потом … Главное испытание — встать и пойти на кухню. Где все … Ещё молоды и живы. Липкая клеёнка на кухонном столе. Кружевные тени листвы на ней …
- А потом ? - Антон отхлёбывает, скорее даже пробует на язык, буквально, каплю кофе и отгрызает буквально крошку печенья — наслаждается каждой каплей, каждой крупинкой. В его положении каждое мгновение драгоценно …
- А потом я вышел во двор … И оказалось, что самое трудное ещё впереди. И оказалось, что многое, очень многое забыто, похоронено … Оказалось, что очень многое заперто в глубинах памяти, а ключ потерян. Я стал ребёнком телом — но в остальном … В остальном я остался взрослым, сорока с лишним лет мужиком. Глупые игры, глупые страхи ...Для взрослого меня старуха с котом была просто Варварой Михайловной из третьего подъезда, а не страшной ведьмой, ничего таинственного, загадочного и страшного не было ни на чердаке ни в подвале — пыль, паутина и крысы. Было тяжело смотреть, к примеру, на маленькую девочку, совсем кроху, которая ещё с трудом телепалась по двору под присмотром мамаши, зная, что с ней сделают она сама и время. Во что она, в конце концов, превратиться. Я с огромным трудом вспомнил как собственно зовут моего товарища по играм, а о том чтобы вспомнить, что было вчера сорок с лишним лет назад и речи не было … И изображать воодушевление и энтузиазм по поводу очередной идиотской затеи … Я его встретил как раз накануне «возвращения» - грузный, оплывший, с мутными глазами и дурным запахом изо рта …
- И как ты выкрутился ? - Антон пил уже вторую чашку кофе — что было само по себе чудом — зачем ему вообще кофе ? Вроде Скрудж не предлагал Джейкобу Марли чайку выпить во время их «тёплой» встречи на Рождество …
- Постепенно. Потихоньку. Полегоньку. Отходил в тень. И про меня забыли. Перестали звать играть. А я всегда с книгой. В тени тополя. Это если летом. Зимой — дома. Пока не выгонят - «дышать свежим воздухом» … Книги читал, конечно, не детские. Не подходящие для моего возраста. Персоналок не было. Такого слова как «интернет» никто не слышал. Газеты ? Скука смертная … Остались книги.
… От Варвары Михайловны сбежал кот. Почти. Только сделал первые, крайне осторожные, шажки из сырого сумрака подъезда в, залитый солнцем, двор, в жаркий июльский день, как был немедленно схвачен, перехвачен поперёк тела бдительным гражданином. Гражданину на вид лет было немного но взгляд у него был тяжёлый, недетский и выражения, что слетали с его губ, тоже. Правда произносил он их тихо, просто шипел их себе под нос — кот был тяжёлый и когтистый, а мальчик воспитывался в интеллигентной семье и не должен был бы знать эти слова. И тем более их значение. Кот упирался задними лапами в живот мальчика, пытался вырваться, выскользнуть, вывернуться — но мальчик упорно продолжал подниматься вверх по лестнице. Дверь в квартиру Варвары Михайловны была открыта - сама хозяйка, уже переобувшись в уличные туфли, поправляла платок перед зеркалом в прихожей — она собиралась сама ловить беглеца, когда в дверях появился мальчик с котом — тот всё не оставлял своих бесплодных попыток вырваться. Хотя и довольно вялых. Особых, срочных дел у кота во дворе не было — просто стало любопытно.
- Ну заходите, заходите, молодой человек ! - улыбнулась Варвара Михайловна и мальчик, без особых колебаний, вошёл. Варвара Михайловна поторопилась закрыть за ним дверь и кот, наконец, обрёл долгожданную свободу. Он был спущен с рук и, брезгливо вздрагивая всем своим длинным телом, отправился куда то по направлению к кухне, судорожно подрагивая поочерёдно лапами — словно стряхивая с них что-то невидимое но липкое. Будто желая продемонстрировать всем присутствующим своё отвращение - «Меня, старого и благородного кота, хватают как драного пискливого котёнка и волокут ...!»
Мальчик и Варвара Михайловна остались в гостиной одни. Дверь на балкон была распахнута настежь и ветер играл тюлем занавесок, шуршал газетой, которая лежала на старом диване придавленная очками.
- Хотите чаю, молодой человек ?
- Да. Спасибо.
Его товарищи по играм из прошлой жизни, посчитали бы мальчика большим смельчаком - про Варвару Михайловну и её кота он тогда услышал много каких-то глупых и «страшных» историй. А сейчас он сидит в кухне у «старой ведьмы», «колдуньи» и прочая и пьёт чай из надколотой старой кружки с песочным печеньем.
- Я там был, в этой квартире. В прошлой жизни. В день похорон Варвары Михайловны. Я и пара моих приятелей пришли туда из чистого любопытства. Испытывая лёгкий мандраж ...И я помнил этот снимок над сервантом — ещё молодые Варвара Михайловна и её муж. Довоенный снимок. Отретушированный, увеличенный и перепечатанный. Нечёткий. Матовый.
Варвара Михайловна обратила внимание на то, как мальчик разглядывает снимок:
- А это я и мой муж …
- Я знаю, Варвара Михайловна.
- Забавно. Мне до сих пор казалось, что для таких как ты мальцов, я просто старуха с котом, которая часто сидит с ним на балконе и смотрит во двор. Или ведьма. Или колдунья. А знать моё имя-отчество, помнить — не так уж важно …
Варвара Михайловна как то изучающе, пристально уставилась на мальчика.
- Так, так …
- Что-то не так, Варвара Михайловна ?
- Всё не так. С тобой вообще всё не так. Глаза. Речь. Как ты ходишь. Что ты читаешь. Ты когда вернулся ?
Варвара оказалась милосердной женщиной — она дождалась пока мальчик отставил кружку и он не опозорился поперхнувшись чаем и забрызгав всё вокруг.
- Из какого возраста я хотела сказать …
- Месяц назад мне было сорок семь. И сорок восемь должно было исполниться уже в следующем месяце. Это был февраль. Когда засыпал то думал, что кактус оказался на удивление устойчив к холоду. Растёт, зараза, как ни в чём не бывало. А потом …
- А потом проснулся несколько десятилетий тому назад …Мне было примерно столько же … Подумываешь попытаться исправить хоть что-то ?
- Не знаю …
- Я пыталась … Не особо удачно. Войну предотвратить не удалось. Спасти кого-то из близких …
- С тех пор я часто бывал у неё дома. Брал книги почитать. Некоторые из них не разрешалось выносить из её дома даже мне. Дореволюционные издания. С иллюстрациями защищёнными папиросной бумагой. Книги по искусству. Тяжёлые тома в кожаных переплётах. Родители ничего не имели против. Когда умерла моя прабабушка меня даже отправили ночевать к Варваре Михайловне. Поэтому почти не помню похорон и поминок. И я не видел свою прабабушку в гробу. Мёртвой.
- А её, Варвару Михайловну то бишь, не интересовало собственное будущее — ну когда её … не станет ? - поинтересовался Антон. Ну кому как не ему задавать подобные вопросы …
- Нет. Да я и сам не помнил точную дату. Помнил какое то неприятное любопытство мальчишек, которые вытягивали шеи из-за спин взрослых, пытались заглянуть в гроб … Я сам увидел только кусочек лба и нос … Жёлтая кожа словно отлитая из воска …
Варвара Михайловна долго болела. Она уже не вставала, когда просто-напросто настояла на том, чтобы её книги, часть библиотеки достались мальчику. Даже оформила всё как полагается. С нотариусом. Завещание. «Моя последняя воля ...» «В уме и твёрдой памяти ...»Точно также настояла, чтобы её сиделке, молодой женщине, достались в наследство немногие её драгоценности.
- Я не был на похоронах. Но был на поминках. С родителями. На похороны приехала племянница Варвары Михайловны с мужем. Я их почти и не видел пока Варвара Михайловна была жива. Теперь же они, с хозяйским видом, прохаживались по комнатам. Племянница молча скривилась, увидев знакомые серьги, в ушах у сиделки. Муженёк племянницы явно был очень недоволен, когда обнаружил, что несколько полок в книжном шкафу пусты. Даже уже лёг слой пыли. От тётушкиной библиотеки ему достались какие то старые журналы, книги по вязанию, зелёные томики Диккенса, коричневые тома Анатоля Франса, милицейские детективы … И плотно набитая вырезками и записями рецептов «Книга о вкусной и здоровой пище» - сталинских времён издание, которое было практически в каждой семье — как когда-то Библия. Но самое ценное бесследно исчезло. А ведь муж племянницы, в редкие визиты к тёте жены, приценивался, узнавал у букинистов сколько может стоить тот или иной том, ходил вдоль полок, щёлкал по корешкам, снимал тяжёлые тома с полок, листал их. И ждал. А теперь недоумённо проводил пальцем по пыльной поверхности полок и пытался понять — кто? когда ? Во время похорон и поминок спрашивать было неудобно и приходилось только гадать. Мне неизвестно узнал он, что хотел или так и остался в неведении но книги остались у меня. И даже пересекли границу.
- Как их пропустили ? - удивлённо спросил Антон.
Был просто адский холод. Таможенник так закоченел, что провёл досмотр формально. Так что границу пересекли не только книги но и пара икон, столовое серебро.
- Но тогда меня волновало другое - кот исчез. Он был почти весь чёрный — только белые носочки и немного белого на мордочке. Хоть и был домосед но не был сильно толст.
- И ? - Антон пил уже четвёртую чашку кофе.
- Ничего. Был кот и исчез. Может сиделка к себе кота забрала ? Приютила сироту …
Антон допивает свой кофе, выпрямляется на стуле, зевает до хруста в челюстях, потягивается — а ведь и не скажешь, что он …
- Слушай … - слова подбираются с трудом и как то странно о таком спрашивать. - получается, что ты там … А здесь ...гуляешь себе по городу … пьёшь кофе по кафешкам … А на самом деле ты …
- А на самом деле я что ? - перебивает Антон. - Я сам не знаю как это выходит, что моя тушка лежит в коме на больничной койке вся в трубках, кругом лампочки мигают, приборы гудят, а я тут с тобой треплюсь … Насколько я знаю призраки не пьют кофеёк — им положено греметь цепями и, завывая, бродить по старинным замкам — туристов пугать. Может мне вообще разрешили просто погулять напоследок. В нашем мире. За особые заслуги.
Он пожимает плечами. Грустно и насмешливо одновременно. Мы уже давно ушли из гостеприимного кафе и сидим в парке. На скамейке под деревом. Рабочий день — поэтому малолюдно.
- Ну ты как то изменил свою жизнь ? - Антон запрокинул голову и, зажмурившись, подставил лицо солнцу.
Я пожимаю плечами:
- Да. Но перечислять долго. Достаточно сказать, что я теперь далеко от родного города. У меня своя мастерская. Я учился в другой школе. То есть в двух. И блестяще их закончил. Что то я не мог изменить — не от меня зависело. Например переезд в другой город. . Но что зависело лично от меня …
Антон кивает и улыбается каким то своим мыслям.
Встретил Антона случайно. Буднично как то. Просто на улице. Пошли в маленькое кафе на углу. А потом Антон и огорошил. Сидел, цедил кофе и предложил проверить. Мол, в наше время это не проблема. Это действительно не проблема — мобильник всегда под рукой. Позвонил. Точно — авария, слетел в кювет, в больнице, надежды мало но …, передам. Дежурное пожелание выздоровления. А Антон сидел напротив и усмехался. Думал в самом начале, что личный глюк — но Антон спросил который час у прохожего. Помог споткнувшемуся на неровностях мостовой старичку. Короче продемонстрировал — видим. Не глюк, не привидение. И на предмет общих воспоминаний проверил — помнит. И ещё Антон напомнил о том, что я сам позабыл.
Рассказал Антону о задумке — нарисовать двор. Или дворы. Не какой то конкретный. Не какие то реальные дворы. Двор как маленькая Вселенная. Серию картин.
Двор зимний. Деревянная горка. Скелет ёлки торчащий из грязного сугроба. Одинокая неуклюжая фигурка в пустом дворе. С лопаткой и санками. Но в окнах чьи то бабушки. Приглядывают. В этом доме жили работники одного завода. Все друг друга знали. Тополя, в густой тени которых, было так хорошо читать, сажала мама. На очередном субботнике. Когда сама ещё была школьницей. Помнилось, как всем домом приводили двор в порядок.
Осенний двор. Листопад. Мальчик в свежеотглаженной форме с букетом в хрустящем целлофане. Ранец за спиной. Серое небо. У матери в руках зонт. От кучи листьев поднимается белый дым.
Весенний двор. Снег почти весь сошёл. Серо-жёлтый асфальт. Тёмный провал подъезда. По бокам скамейки. Двое — пожилые мужчина и женщина. Сидят сгорбившись — греются на солнце. Под водосточной трубой куски льда. Однажды увидел во дворе удода. Он походил на стилягу, которого каким то лихим ветром занесло в глухую деревню. Воробьи, склонив головки набок, скакали вокруг удода, а он, в явной тревоге поднимал и опускал свой хохолок.
Летний двор. Вид на двор с балкона. Сквозь листву проглядывает памятник. Не могу вспомнить кому, кто там был. Или вообще пустой постамент. Кажется шахтёр. Или всё таки пионер. С горном. Дети. Классики. Из тёмной глуби подъезда появляется Варвара Михайловна. И её кот — словно продолжение сумрака. Пара зелёных капелек глаз. Белые носочки. Белое пятнышко на мордочке. Над ним розовое пятно — лицо его хозяйки. На балконе выше тётя Роза кормит супом своего единственного сына. Избалованный, толстощёкий мальчик с повязанной вокруг шеи салфеткой. Мальчишки сидящие на крыше гаража. И облако в небе с радугой — радужной подковой на пушистом брюхе ...
|