|
Из «Доктора Кто»:
- Что за чертовщина, сэр ?
- Не знаю. Но винить буду англичан !
ФИНАЛЫ ...
Не скажу, что финал «Доктора Хауса» вымученный … Он нелеп. Хаус официально мёртв. Я не юрист но догадываюсь, что это может несколько осложнить жизнь. Сколько там осталось Уилсону … Меньше полугода, а это означает, что адекватным человеком, а не, погружённым в наркотический сон, «овощем» он будет даже не месяцы, а недели ... И как либо помочь Хаус не сможет — даже выписать рецепт. - он официально мёртв. В сообществе ЖЖ посвящённом сериалу прочитал интересное предположение — что «воскресший» Хаус это «вооброжаемый друг», накачанного наркотиками, Уилсона. И финал должен был выглядеть так: мы видим как Уилсон и Хаус готовятся к отъезду - Хаус «оправляется», они застёгивают шлемы, садятся на мотоциклы, а потом мы видим ОДИН мотоцикл за рулём которого Уилсон — он фактически взял дополнительно на себя роль Хауса в своём недолгом путешествии …
Самый грустный финал - «Друзья». Опустевшая квартира. Ключи на столе …
Самый скомканный - «Зачарованные». Прямо вижу сценариста, который раздражённо комкает лист бумаги формата А4 и … впихивает в короткий рассказ Пайпер пару сезонов. У поклонников сериала наверняка остались вопросы — к примеру — как Билли оказалась в «старых друзьях» у Фиби и почему именно она взяла «проштрафившуяся» ведьму под своё крыло ? Нельзя ж такую силу оставить без присмотра … В финале чувствовалось(ИМХО !), что самих актёров уже всё достало - «Фиби» с таким выражением лица целовала «Купа», что на нём явственно читалось - «Так … Поцеловать ? Ну ладно ...»
У Роулинг было ощущение закольцованности — собственно приключения Гарри и его знакомство с будущими врагами и друзьяи начинается с Хогвартс-экспресс — за экспрессом бежит рыжеволосая девочка, которая провожает своих братьев в Хогвартс. В финале — рыжеволосая девочка — дочь той самой девочки, бежит за поездом, который увозит её братьев в Хогвартс …
СЮРПРИЗЫ
Мы так привыкли с советского детства на чёрно-белое ворсприятие, что когда положительный герой не очень то положителен, а отрицательный не во всём не прав у нас возникает тот самый диссонанс … Вот вчера снова показывали «Обыкновенное чудо» Марка Захарова и подумалось:» А такой уж ли «положительный» у нас Волшебник ?» Взял, из собственного каприза превратил медвежонка в человека, испортил-исковеркал жизнь несчастной принцессе … Но реальность не любит, когда с ней бессовестно играют и во второй части ...Бедняга Волшебник понял, что всё идёт не по сценарию — реальность показывает язык и крутит перед носом фигу - «На тебе !» Творец, наверное, всегда сталкивается с тем, что Творение вдруг начинает вести себя ему наперекор … Потому что Творец не всегда до конца осознает, что он собственно натворил — а за голову хвататься поздно. Сделанного не воротишь, не исправишь. Оно уже живое и плевало на тебя и твои желания. У него есть уже свои. Вот Медведь прорвался через все преграды, и Охотник не заснул, а Медведь, в конце концов, остался человеком. Вопреки.
В НОСТАЛЬГИИ
Я в поиске. Вкуса хлеба — такого, какой ел в детстве. Редко покупали целиком. Половинку. Четвертинку. «Чёрного». 16 копеек целиком. Отрезав ломоть такого хлеба, дедушка сделал для меня мой первый в жизни бутерброд. Я сам теперь так мажу бутерброды — дедушкиным способом.
И фортепьянную капель, что лилась из маленького радиоприёмника. Быстрая, читсая, звонкая. А я сидел на тёплых досках пола, а весь дом подо мной и надо мной жил своей жизнью — жарко скворчали сковородки, шумела вода, бормотали телевизоры … Дом содрогался, вздрагивал — словно хотел тронуться, пойти, поплыть — но был надёжно пришвартован к причалу двора, застыл и по липкой клеёнке метались тени от тополиной листвы и солнцем был залит двор и я ещё мог слышать как поёт небо — оно пело над моеё головой.Словно его голубизна была создана из невесомых золотистых брусочков — невидимый хор, тянувший одну букву «а». Разноголосый но стройный. На клеёнке отпечатались страницы газет — тусклые полустёртые буквы. С трудом но можно было прочесть. И на нашей плите что то скворчало и бурлил чайник. И я хотел побыстрее из за этого стола, от этой, прилипающей к голой коже(так что отдирать приходилось с треском), клеёнки — вниз из темноты подъезда в яркое солнце двора.
… Тебе ещё пять или шесть. Лето. Просто лето. Начало июля — лучшее время. Так далеко до ледяных дождей осени … «Отпуск», «каникулы» - эти слова тебе ещё ничего не говорят. Для тебя это просто лето. Три копейки — вода с сиропом. В тяжёлом гранёном стакане. Пузырьки в горле, пузырьки в носу. Пьёшь почти захлёбываясь. Песок скрипит на зубах. Он везде — в волосах, на бровях, в сандалях. Ты весь в этом мелком, сером, грязном песке от пяток до макушки. Вечером тебя отряхнут — от этого песка. Довольно бесцеремонно и грубо. Глаза слипаются. Холодная простыня. Ноги гудят …
Туда уже не вернутся. В тот двор. Он казался большим, а когда я в него заглянул последний раз — он оказался крохотным. Я перерос сказку. Грязный снег. Пустая горка. Может потому что будний день, а может потому что детей стало во дворе много меньше. Какие то угрюмые алкаши за деревянным столом. Пустой унылый двор. Когда то в этот дом заселили работавших на одном заводе. Все знали друг друга. Теперь и завода нет. Дом этот иногда снится. Но даже во сне я помню — я здесь давно не живу. Но зачем то выгребаю из ящика газеты и письма — что то ищу. Может кто то написал по старому адресу ? Но ничего не нахожу …
ПРО "ДОМ, В КОТОРОМ ..."
Говорить, что «Дом, в котором ...» это книга о интернате для детей-инвалидов(хотя в нём оказывались и абсолютно здоровые — Спортсмен-Чёрный или Македонский) всё равно, что заявить о том, что «Декамерон» книга о эпидемии чумы. Чума или инвалидность — только условия задачи. «Дано … » Фантаст поместил бы детей и взрослых на, чудом уцелевшую, космическую базу на враждебной планете или в, огороженный стенами, город-крепость окружённый, ставшим внезапно чужим или враждебным миром. А Мариам Петросян в древний Дом-интернат. Дом созданный детьми. Реальность созданную ими. Наш мир их отверг. И они отвергли его в ответ. И создали свой. Или открыли, нашли туда дорогу.
Поэтому Курильщик и оказался чужим в этом мире. Он не понял, что это не очередной дом, может быть последний в длинной цепочке домов(на столе у Акулы лежала довольно толстая папка с личным делом, а Курильщик, между тем, пробыл к тому моменту в Доме меньше полугода), а именно Дом. Он так и не стал своим. Так и осталось неясным, что же случилось с Чёрным — он так яростно отвергал всё связанное с оборотной стороной Дома, что вызывало подозрение: не скрывается ли за этим яростным отрицанием страх ? Может быть для Чёрного столкновение с иной реальностью Дома закончилось не лучшим образом ?
Интересно, кто из многочисленных поколений-смен открыл Зелёную Дверь в стене ? Для себя и для других … Когда это случилось ? Может быть за тем и копался Вонючка-Шакал Табаки в архивах чтобы лучше понять что есть Дом ? Когда дом стал Домом.
МАРГАРИТА И МАСТЕРА
Мне понравился бы фильм Кары «Мастер и Маргарита» покажи его в то время, когда он был снят — но … Не повезло. И мне и режиссёру. То, что показалось острым и свежим, по прошествии лет, перестало быть таковым — вроде толпы обнажённых женщин и появления Сталина на балу у Воланда. Бортко — после гениального «Собачьего сердца» абсолютно провальный «Мастер» … Кирилл Лавров был гениальным актёром — но Пилату было не восемьдесят лет. А Иегошуа Га-Ноцри это не Иисус Христос.
Но Маргариты у того и у другого — нет. Томная, говорящая с придыханием — у Кары. У Бортко — идиотский, якобы ведьматский смех. Но этот смех был от переполнявшей Маргариту силы, от надежды, что ей удастся найти Мастера. Уж если не помогли молитвы может поможет другая сторона ? Маргарита сожгла все мосты. Она вырвалась из своей золотой клетки и обрела надежду. Сожгла мосты, когла взяла крем из рук Азазелло. Избавилась от страха, выплеснула свой гнев. На одного из погубивших Мастера, сломавших и её жизнь. Но проще оказалось свести всё к примитиву — идиотский смех и метла ...
Интересно, что имея шанс спросить о своём возлюбленном, Маргарита использовала свой шанс(и как она думала ЕДИНСТВЕННЫЙ) ради облегчения участи Фриды. Интересно почему ? Часто можно прочитать, что Воланд, мол, такой весь положительный … Но на самом деле он играл с Маргаритой как кошка с мышкой — ведь роман УЖЕ был прочитан и участь Мастера и его возлюбленной была решана, а Воланд держал паузу. Почему ? Для чего ? Испытание для Маргариты ? Кого она выберет — вспомнит о Фриде или предпочтёт забыть о ней и попросить за себя ? Ведь в этот момент Маргарите было некуда идти — ради Мастера она была буквально готова продать душу дьяволу и в этот момент могло оказаться, что её жертва была напрасной …
Сцена с бароном и у Бортко и у Кары — мимо. У Бортко какой то дурацкий пафос и компьютерные навороты. И у Кары всё не то. У Булгакова барон попадает в привычную обстановку — приём у иностранца, гости … Но, наверняка, к его удивлению, Маргарита оказалась единственным знакомым лицом — и наверняка барон начал высматривать, среди остальных, супруга Маргариты Николаевны («... с супругой»). А дальше начались тревожные звоночки — платья на голое тело и босые ноги фрачника, а в довершение всего — Коровьев в абсолютно непотребном виде — с масляным пятном на жилете. И барон Майгель становится гостем на следующем балу у Воланда.
Иегошуа Га-Ноцри и Иисус Христос — это не один и тот же человек ! Что забывают и режиссёры и актёры — начинается надувание щёк — Бога играю ! У меня есть подозрение, что Булгаков читал Сведенборга — так что Га-Ноцри достиг Света, а Воланд находится на противоположном конце отрезка. Маргарита фактически добровольно спустилась на ступень ниже — ещё одна её жертва ради Мастера. Она гораздо сильнее своего возлюбленного. И она не сломалась. В отличие от Мастера.
СТРАННЫЕ УТРА
Утро, которое кажется мне идеальным … И которого(пока ?) у меня не было …
Проснуться не сколько от солнечного света, сколько от обычного утреннего шума. Слышать сквозь дверь гомон голосов, хлопанье дверей, дробный пробег ног по коридору, шум воды и жужжание электробритвы. И запахи … Запахи перебивающие даже острый запах одеколона. Запах свежезаваренного кофе. И гренок. И жаркое потрескивание — яичница уже на сковородке. И ты понимаешь — если сейчас не встать то горячие гренки остынут … И кофе — настоящий кофе в маленькой чашке. Не привычная растворимая, горчащая бурда.
Утро в поезде. Стоишь в очереди в маленькую комнатку в конце вагона. Ласковая тяжесть полотенца на плече. Измятый тюбик пасты и зубная щётка в руке. Ты стоишь и одновременно движешься. Ты перемещаешься не только во времени но и в пространстве. За всё то время, что ты добирался до умывальника мимо окон промелькнули домики трёх деревень, взблеснула река, позади остался старик с велосипедом, лошадь, мальчик на велосипеде, старуха … И завтрак — варённое яйцо, аккуратно облупленное в поэтиленовый пакет, раскисший бутерброд и чай — стакан в подстаканнике с кубиками сахара завёрнутого в бумагу. После таких поездок в буфете появлялись маленькие бумажные пакетики с солью и сахаром. И после поезда, по утрам, как то странно чувствовать, что пол неподвижен под ногами. Всё ждёшь толчка и как за окном всё пойдёт в движение, поедет назад всё набирая и набирая скорость. Начнут мелькать столбы, лица, качели проводов и вот за окном поля, деревья, коровы, дома … Вверх вниз … Перестук колёс … Гремящий стаканами, проводник. Шорох и стук открываемой кем то двери.
Утро в самолёте как то … обыденней. Стюардесса объявляющая о скорой посадке в … «Пристегните ремни !» Шорохи и тихие голоса сзади. Зашуршали, задвигались. В иллюминаторе, внизу, в разрывах облаков город. Крыши. Машины. Взблески солнечного света от стёкол, от речной воды. О зубы гремит леденец — уши закладывает. Потом суета аэропорта, тяжесть чемодана в руке.
Помню своё первое утро в Израиле. Мы прилетели заполночь. Сонный, недовольный всем, чиновник. Маршрутное такси. Почти ничего не вижу. Всё загораживает старушка. У неё сломана нога и она вынуждена всю дорогу стоять. Скрючившись. Водитель всё извиняется, а старушка только отмахивается от его извинений. Она вышла и я смотрю в окно — ещё темно, но у какой то лавчонки, у двери, возится с ключами её владелец. Приехали. Встречает мамина подруга на улице. Уже рассвело. Я смотрю в окно кваортиры моей подруги — дочери маминой подруги. Так странно — только вчера утром был снег, зима, а сейчас я смотрю на пальму, что торчит из за охрянной, шершавой стены дома. Тут лето. То есть зима — но +20. Мамина подруга о чём то говорит по телефону на незнакомом мне языке. Первый завтрак. Всё незнакомое и непривычное …
Ночью на новом месте очень трудно заснуть. Ты становишься осторожной зверушкой — прислушиваешься, принюхиваешься. Новые запахи щекочут ноздри, с улицы доносится ,непривычный уху, шум. Но Москва огромный город. Шумный город. Мне всегда было хорошо только на окраинах — почти как дома. Меньше машин и людской сутолоки. Но я не был в Москве лет двадцать. Теперь, наверное, ещё хуже — больше людей, больше машин. Больше суеты, шума, сутолоки, озлобленности. Поэтому хоть ты и дольше ворочаешься под одеялом, усталые ноги гудят и ты засыпаешь ...
Но как спалось в походах ! Дождь монотонно стучит по поэтилену, которым покрыта палатка. Далёкое ворчание грома. Неохота вылазить наружу — пригрелся. Поэтому выпрашиваешь себе тарелку вовнутрь. И немного, по черепашьи высовываешь голову и хлебаешь горячий суп из раскалённой алюминевой миски. Мимо ходят чьи то ноги. Шуршат по траве. Ты слышишь разговор — понимаешь кто говорит но не вслушиваешься о чём. Голоса где то над головой — перемещаются, похрустывает трава … Дождь моросит и капли падают за шиворот срываясь с поэтилена покрывающего палатку. Ночью ты лежишь в самом углу носом в плотную холодную ткань. И просыпаешься последним. Веки словно клейстером смазали — трудно разлепить и ты, не открывая глаз, пытаешься определить где выход. Вот он ! Пальцы тонут в притоптанной, покрытой росой, траве. Твои кеды тоже в росе. Спускаешься к реке. От холодной воды ломит зубы. Протяжно кричит где то птица. Плавно проносится белой тенью лунь. На другом берегу светлый ком шерсти — заяц ! И опять костёр — обжигаешь губы о кружку с чаем — зверобой, душица … Скоро снова плыть — весло тяжело погружается в зеленоватую воду и освобождённое выходит с всплеском … Под лодкой скользят тёмные тени — рыба уходит в глубину, подальше от таких шумных нас ...
Утро Нового Года — 1-е января. Детские воспоминания разных людей очень схожи … Проснуться рано — взрослые ещё спят. В спёртом воздухе висит запах перегара и сигаретного дыма. На столе, на, пятнистой от пролитого, скатерти неубранная посуда. Окурок мокнет в сиреневой лужице на блюдце. Оранжевая мандариновая кожура. Даже ёлка кажется какой то уставшей, пожухлой … Окна заклеены и поэтому ты выходишь на улицу ради глотка свежего воздуха. Если только не решишь в начале позавтракать. Салат оливье и селёдка под шубой(если уцелела), на оставшуюся чистой, тарелку. И наконец на улицу. Ти-ши-на ! Редкое состояния для города. Белый снег. Одинокий автомобиль — кто то возвращается из гостей. Редкие парочки в блестящем «дожде». Город ещё спит. Где-то ближе к марту во дворах будут лежать жалкие скелеты ёлок — в обрывках всё того же «дождя» … Последнее напоминание о празднике — когда можно было долго не идти спать и сидеть со взрослыми за одним столом. Однажды попробовал шампанского — показалось несладкой, кисловато-горькой газировкой. А ёлочные игрушки останутся любимыми игрушками до следующего года. Мне так нравилось их перебирать, они так таинственно мерцали в коробке … Больше чем перламутровые, лаково блестящие, похожие на крохотные яблочки или леденцы бабушкины пуговицы. Которые лежали в резной, деревянной шкатулке. Новый год — запах хвои, мандаринов и шоколада. Ёлки мерцающие в витринах и окнах, мишура и блёстки ...
|